ХАРАКТЕРИСТИКИ СИЛЫ

 

 

Что есть сила?

Трение.

Молекулярные силы.

Фундаментальные силы. Поля.

Псевдосилы.

Ядерные силы.

 

 

 

Что есть сила?

 

 

Хотя  изучение законов физики интересно и поучительно, хотя они и помогают нам по­нимать природу и овладевать ее силами, все же порой стоит остановиться и поразмыслить: что же они на самом деле значат? Смысл любого утверждения—вещь, которая издавна, с незапамятных времен, интересовала и трево­жила философов, а уж смысл физических за­конов тем более должен волновать нас, ведь повсеместно считается, что в этих законах таятся некоторые реальные знания. Смысл ис­тины — это глубочайший философский вопрос; всегда важно вовремя спросить: что это зна­чит?

Спросим же: в чем смысл физических за­конов Ньютона, в чем смысл формулы F=та? В чем смысл силы, массы и ускорения? Мы интуитивно понимаем, что такое масса; мы можем также определить ускорение, если нам понятно, что такое место и что такое время. Смысл этих понятий мы поэтому не будем обсуждать, а сосредоточимся на новом понятии силы. И здесь ответ тоже весьма прост: если тело ускоряется, значит на него действует сила. Так говорят законы Ньютона, и самое точное и красивое из мыслимых определений силы состояло бы в том, что сила есть масса тела, умноженная на его ускорение.

Имеется, положим, закон, что импульс со­храняется тогда, когда сумма внешних сил равна нулю. И вот у нас спрашивают: «А что это значит: сумма внешних сил равна нулю?» И мы любезно отвечаем: «Когда полный им­пульс постоянен, то сумма внешних сил равна нулю». Нет, здесь что-то не то. Ведь ничего нового мы при этом не сказали. Обнаружив основной закон, утверждающий, что сила есть масса на ускорение, а потом определив силы как произведение массы на ускорение, мы ни­чего нового не открываем. Можно также определить силу и на другой манер: движущееся тело, на которое сила не действует, продолжает двигаться по прямой с постоянной скоростью. Тогда, увидев, что тело не движется по прямой с постоянной скоростью, мы можем утверждать, что на него действует сила. Но такие высказывания не могут составить содержание физики: зачем же ей гонять определения по кругу? Несмотря на это, приведенное выше положение Нью­тона, по-видимому, самое точное из всех определений силы, одно из тех, которые так много говорят сердцу математика. И все же оно совершенно бесполезно, потому что из одного определения никогда ничего никто не выводил. Можно день-деньской просиживать в кресле, определяя слова по своему хотению, но совсем иное дело — понять, что происходит при столкновении двух шаров или что бывает, когда груз висит на пружинке. Поведение тел и выбор определений — между эти­ми вещами нет ничего общего.

Пусть, например, мы бы решились говорить, что тело, пре­доставленное самому себе, лежит на месте и не движется; тогда, заметив, что что-то движется, мы бы стали утверж­дать, будто на него действует «сила» — мера охоты к переме­не мест. Мы получили бы прекрасный новый закон, все было бы хорошо, кроме тех случаев, когда действует «сила». Как видите, все было бы подобно нашему определению силы и точно так же не несло бы в себе никакой информации. Истин­ное же содержание законов Ньютона таково: предполагается, что сила обладает независимыми свойствами в дополнение к закону F=та; но характерные независимые свойства сил не описал полностью ни Ньютон, ни кто-нибудь еще; поэтому физический закон F=mа — закон неполный. Он подразуме­вает, что, изучив характеристики величины, определяемой как произведение т на а, мы обнаружим в них некоторую про­стоту; закон этот дает нам хорошую программу анализа природы, он подсказывает нам, что свойства этой величины — силы — могут оказаться простыми, что ее стоит изу­чать.

Первый пример таких сил — полный закон тяготения, предложенный Ньютоном. Формулируя свой закон, он отве­чал на вопрос: что такое сила? Если бы ничего, кроме тяготе­ния, не существовало, то сочетание этого закона и закона силы (второго закона движения) оказалось бы завершенной теорией. Но, кроме тяготения, существует и многое другое, и мы собираемся пользоваться законами Ньютона во всевоз можных положениях. Поэтому нам придется кое-что порас­сказать о свойствах сил.

К примеру, говоря о силе, мы всегда неявно предполагаем, что когда нет физических тел, то сила равна нулю. Если мы видим, что сила не равна нулю, мы ищем по соседству ее источник. Это предположение совсем не то, что введенная нами « cила».

Одна из важнейших характеристик силы — ее материаль­ное происхождение; и это свойство как раз нельзя считать определением.

Ньютон привел еще одно правило, касающееся сил: силы между взаимодействующими телами равны и противополож­ны; действие равно противодействию. И это правило, оказы­вается, не совсем верно. Да и сам закон F=та не совсем верен; будь он определением, мы бы должны были утверж­дать, что он точно верен всегда; а на самом деле это не так.

Вы можете заявить: «А мне не нравится эта неточность, я хочу, чтобы все определялось точно, да и во многих книжках написано, что наука — вещь точная, что в ней все определе­но». Но сколько бы вы ни настаивали на точном определение силы, вы его никогда не получите! Во-первых, и сам Второй закон Ньютона не точен, а во-вторых, чтобы понять физиче­ские законы, вы должны усвоить себе раз и навсегда, что все они — в какой-то степени приближения.

Любое простое высказывание является приближенным; в виде примера рассмотрим некоторый предмет... кстати, что-такое предмет? «Философы» всегда отвечают: «Ну, например, стул».

Стоит услышать это и сразу становится ясно, что они сами не понимают того, о чем говорят. Что есть стул? Стул имеет определенную массу... Определенную? Насколько определен­ную? Из него время от времени вылетают атомы — немного, но все же! На него садится пыль, из него сыплется труха, да и лак со временем сходит. Четко определить стул, сказать точно, какие атомы принадлежат ему, какие — воздуху, а ка­кие— лаку, невозможно. Значит, массу стула можно опреде­лить лишь приближенно. Точно так же невозможно опреде­лить массу отдельного предмета, ибо таких предметов не су­ществует, в мире нет одиноких, обособленных объектов; любая вещь есть смеcь множества других, и мы всегда имеем дело с рядом приближений и идеализации. Вся суть в идеализа­ции. В очень хорошем приближении (около 1 к 1010) количе­ство атомов стула за минуту не меняется. Если вас эта точ­ность устраивает, вы имеете право считать массу стула постоянной. Точно так же можно идеально изучить и харак­теристики силы, стоит только не гнаться за точностью. Вас может не удовлетворить этот приближенный взгляд на природу, который пытается выработать физика (все время стремясь повысить точность приближений), вы можете пред­почесть математическое определение, но оно никогда не действует в реальном мире. Математические определения хороши для математики — там можно полностью и до конца следовать логике, а физический мир сложен. Мы об этом уже говорили, приводя такие примеры, как океанские волны и бокал вина. Пытаясь разделить их на части, мы толкуем отдельно о массе вина и отдельно о массе бокала. Но как можно узнать, где одно, где другое, раз одно растворимо в другом? И сила, действующая на обособленный предмет, уже включает неточность, и всякая система рассуждений о реаль­ном мире, по крайней мере сегодня, предполагает разного рода приближения.

Эта система ничем не похожа на математические рассуж­дения. В них все может быть определено, и в итоге всегда не известно, о чем говорят.

Действительно, ведь все великолепие математики в том и состоит, что в ней мы не знаем, о чем толкуем. Ее законы, ее доказательства, ее логика не зависят от того, чего они ка­саются, — и в этом своя, особая красота. Когда вы имеете другую совокупность объектов, подчиняющихся той же систе­ме аксиом, что и евклидова геометрия, то вы можете выдвинуть новые определения и делать выводы, сообразуясь с правильной логикой, — все следствия окажутся правильными, и совершенно неважно, чего они касаются. А в природе? Когда вы проводите линию или провешиваете ее при помощи луча света и теодолита (как это делается на геодезических съемках) — следует ли природа Евклиду? Нет, вы делаете приближение; крест на объективе имеет определенную тол­щину, а геометрическая линия — никакой; значит, применять ли в съемках евклидову геометрию или нет — это вопрос физики, а не математики.

Конечно,   с    экспериментальной      не   математической) точки зрения вам нужно знать, применимы ли законы Евклида к тому роду геометрии, которую вы используете, измеряя окрестности; вы предполагаете, что да, применимы. И, дей­ствительно, они прекрасно работают; прекрасно, но не точно, потому что ваши съемочные линии — это не настоящие гео­метрические линии. Приложимы или нет абстрактные евклидовы   прямые  к  линиям,   провешиваемым   на   опыте, — есть дело самого опыта;  на  этот вопрос  чистым  рассуждением не ответить.

Точно таким же образом вы не можете назвать F=та определением, вывести из него все чисто математически и сделать механику математической теорией: механика — это описание природы. Выдвигая подходящие постулаты, всегда можно создать математическую систему вроде евклидовой, но вы не можете создать математики мира; рано или поздно вам пришлось бы отвечать на вопрос: выполняются ли эти аксиомы на объектах природы? И вы немедленно завязли бы среди этих запутанных, «нечистых» реальных предметов, — правда, добиваясь все большей и большей точности прибли­жений.