Квантовая физика

 

Мы описали электромагнитное поле и поняли, что оно мо­жет передаваться как волны. Сейчас мы увидим, что на са­мом деле эти волны ведут себя очень странно: они отнюдь не похожи на волны. На высоких частотах они гораздо больше смахивают на частицы! Наука, которая умеет объяснять та­кое странное поведение, — квантовая механика — была изо­бретена вскоре после 1920 г. Еще до этого привычную картину трехмерного пространства и отдельно существующего времени изменил Эйнштейн; сперва он превратил ее в сочетание, на­зываемое «пространство-время», а потом, чтобы объяснить тяготение, — еще и в «искривленное пространство-время». Та­ким образом, «сценой» стало уже пространство-время, а тя­готение, по всей вероятности, это видоизмененное пространство-время.

А затем выяснилось, что и законы движения частиц неверны. Механические законы «инерции» и «силы», законы Ньютона — все они оказались непригодными в мире атомов. Было обнаружено, что поведение мельчайших телец ничем не напоминает поведения обычных, больших тел. Конечно, фи­зика от этого становится труднее, но зато намного интерес­нее. Труднее потому, что поведение малых телец совершенно «неестественно»; оно противоречит нашему опыту, оно вооб­ще ни на что не похоже и его нельзя описать никаким иным путем, кроме аналитического; а ведь это требует большого воображения.

Много особенностей есть у квантовой механики. В первую очередь она запрещает считать, что частица может дви­гаться через определенное точно указанное место с определен­ной точно указанной скоростью. Чтобы показать, насколько ошибочна обычная механика, отметим, что в квантовой меха­нике имеется правило, согласно которому никто в одно и то же время не может знать и место и быстроту движения ча­стицы. Неопределенность в импульсе и неопределенность в по­ложении частицы дополняют друг друга: их произведение по­стоянно. Мы пока напишем это правило в виде Δx · Δp h/2π, не вникая в подробности. Это правило представляет собой объяснение таинственного парадокса: раз атомы сделаны из плюс- и минус-зарядов, отчего бы минус-зарядам просто не усесться на плюс-заряды (они ведь притягиваются), от­чего бы им не сблизиться до того тесно, что они погасят друг друга? Почему атомы столь велики? Почему ядро находится в центре, а электроны — вокруг него? Сперва объясняли это тем, что ядро очень велико; но ведь это не так, оно очень мало. Диаметр атома примерно 10-8 см, а ядра — что-то около 10-13 см. Чтобы увидеть ядро, надо было бы атом уве­личить до размеров комнаты, и то ядро казалось бы малю­сеньким, едва-едва различимым пятнышком; при этом все же почти весь вес атома приходился бы на бесконечно маленькое ядро. Но почему же электроны не падают на него? А вот из-за того же принципа неопределенности: если б электроны оказались в ядре, мы бы очень точно знали их положение и, следовательно, их импульс непременно должен был бы стать очень большим (но неопределенным), а, значит, кинетическая энергия тоже резко бы возросла. С такой энергией он бы вы­скочил из ядра. Немудрено, что ядро идет на соглашение с электронами: они оставляют себе какое-то место для этой неопределенности и затем колеблются с некоторым наимень­шим запасом движения, лишь бы не нарушить этого правила. (Вспомните еще, что когда кристалл охлажден до абсолют­ного нуля, мы считаем, что атомы все же не прекращают своего движения, они все еще колеблются. Почему? Да если бы атомы остановились, мы бы знали и то, что они стоят, и где стоят, а это противоречит принципу неопределенности. Мы не смеем знать и где они и сколь быстро движутся, вот атомы и вынуждены беспрерывно дрожать!)

А вот другое интереснейшее изменение в идеях и филосо­фии науки, осуществленное квантовой механикой: невозможно никогда предсказать точно, что произойдет в каких-то об­стоятельствах. Например, можно приготовить атом, способный излучать свет; момент испускания света мы можем заметить, поймав фотон (придет время, мы поговорим об этом). Но мы не можем предсказать, когда он собирается излучить, или если атомов несколько, то какой из них испустит свет. Может быть, по-вашему, все это из-за того, что в атомах есть какие-то внутренние «колесики», которых мы еще не разглядели? Нет, в атоме нет потайных колес; природа, насколько мы ее сегодня понимаем, ведет себя так, что принципиально невоз­можно делать точные предсказания о том, что именно произойдет в данном опыте. Ужасно, не правда ли? Ведь филосо­фы прежде всегда нас учили, что одно из основных атрибутов науки, неотделимых от нее, — это требование, чтобы в одинаковых условиях всегда происходили одни и те же события. Но это просто неверно, это вовсе не основное условие науки. На самом деле в равных обстоятельствах одинаковые собы­тия не происходят; предсказать их можно только в среднем, только статистически. И все-таки наука еще не совсем по­гибает.

Кстати, философы порой много говорят о вещах, совер­шенно необходимых науке; и это всегда, как можно в том убедиться, весьма наивно и, по всей видимости, ошибочно. К примеру, некоторые философы, и не только философы, утверждали, что для научных открытий существенно, чтобы один и тот же опыт, сделанный, скажем, в Стокгольме и в Кито, приводил к одним и тем же результатам. Но ведь это абсолютно неверно. Для науки это условие необязательно; оно может быть установлено после опыта, но нельзя этого требовать до опыта. Если, например, в Стокгольме проделан опыт по наблюдению северного сияния, то с какой стати он должен удасться в Кито? Вы там и сияния-то не увидите. «Но это ясно, — скажете вы. — Ничего иного и не могло быть, раз вы исследуете что-то внешнее, далекое от нас. А вот вы заберитесь в Стокгольме в ящик и закройте в нем шторки, ощутите ли вы тогда хоть какое-нибудь различие?» Бесспорно. Подвесьте в ящике маятник на шарнирном подвесе, его пло­скость во время качаний начнет в Стокгольме медленно по­ворачиваться, а в Кито — нет, хотя шторки и там и там опущены. И этот факт вовсе не приведет к гибели науки. Ведь в чем ее основное предположение, ее фундаментальная фи­лософия? Единственное ме­рило справедливости любой идеи — это опыт. Если выяс­няется, что большинство экспериментов в Кито приводят к тому же, что и в Стокгольме, то из этого «большинства экспериментов» можно вывести общий закон, а про те экспе­рименты, которые не приводят к одинаковым результатам, мы скажем, что на них повлиял характер местности близ Сток­гольма. Мы можем разными способами подытоживать опыты, но пусть нас прежде времени, не учат, что это за способы. Если нам говорят, что одни и те же опыты всегда должны приводить к одним и тем же результатам, — это прекрасно; но когда проверка покажет, что это не так, стало быть, это не так. Верьте только своим глазам, а прочие свои идеи фор­мулируйте уже на основе опыта.

Вернемся опять к квантовой механике и к основам фи­зики. Мы не будем пока входить в детали квантовомеханических принципов, их не так просто понять. Мы их просто при­мем, как они есть, а остановимся на кое-каких их следствиях. Вот одно из них: то, что мы обычно считаем волнами, может вести себя как частица; частицы же ведут себя как волны; то же относится и к любым телам. Между волной и частицей просто нет различия. Квантовая механика объединяет идею поля, волн поля и частиц в одно. При низких частотах вол­новые свойства проявляются более явственно и поэтому оказываются полезнее для приближенного описания в образах нашего повседневного опыта. Но по мере того, как частота возрастает, становится все очевиднее, что через приборы, из­меряющие наше явление, проходит не волна, а частица. На самом деле, хотя мы и говорим о высоких частотах, волно­вые явления, если частота их превышает 1012 гц, заметить уже нельзя. Мы только приходим к выводу о наличии высокой частоты, зная энергию частиц и предполагая, что верна идея квантовой механики о частице-волне.

Возникает к тому же и новый взгляд на электромагнитное взаимодействие. В добавление к электрону, протону и ней­трону появляется новая частица, называемая фотоном. Само это новое воззрение на взаимодействие электронов и фото­нов, т.е. электромагнитную теорию, правильную в квантово-механическом смысле, называют квантовой электродинами­кой. Эту фундаментальную теорию взаимодействия света и вещества, или электрического поля и зарядов, следует считать крупнейшим достижением физики. В ней одной таятся глав­ные правила всех обычных явлений, кроме тяготения и ядер­ных процессов. Например, из квантовой электродинамики вы­водятся все известные электрические, механические и химиче­ские законы: законы соударений бильярдных шаров, движения проводников в магнитном поле, удельной теплоемкости угар­ного газа, цвета неоновых букв, плотности соли и реакции образования воды из водорода и кислорода. Все это поддается расчету, если условия, в каких протекает явление, просты. Практически этого никогда не случается, но все же мы более или менее понимаем, что происходит. И до сего времени не было найдено ни одного исключения из законов квантовой электродинамики, только в атомных ядрах ее ока­зывается недостаточно; да и про них мы не можем сказать, что здесь наблюдаются какие-то исключения, просто мы не знаем, что там происходит.

Далее, квантовая электродинамика — в принципе это так­же теория всей химии и всех жизненных процессов, если пред­положить, что жизнь сводится в конечном счете к химии, а значит, и к физике (сама химия уже свелась к физике, и та часть физики, которая включает в себя химию, уже разрабо­тана). Мало того,  та  же квантовая  электродинамика, эта величественная наука, предсказывает немало и новых явле­ний.

Во первых, она говорит о свойствах фотонов очень высоких энергий, гамма-излучения и т.д. Она предсказала еще одно очень оригинальное явление, а именно, что, кроме элек­трона, должна существовать другая частица с той же массой, но с противоположным зарядом, так называемый позитрон, и что электрон и позитрон, повстречавшись, могут друг друга истребить,  излучив  при  этом  свет  или  гамма-кванты   (что,  собственно, одно и то же; свет и γ-излучение — лишь разные точки на шкале частот).

По-видимому,  справедливо  и  обобщение  этого  правила: существование античастиц для любого сорта частиц. Античастица электрона носит имя позитрона; у других частиц названия присвоены по другому принципу: если частицу назвали так-то, то античастицу называют анти-так-то, скажем, анти-протон, антинейтрон. В квантовую электродинамику вклады­вают всего два числа  (они называются массой электрона и зарядом электрона)  и полагают, что все остальные числа в мире можно вывести из этих двух. На самом деле, однако, это не совсем верно, ибо существует еще целая совокупность хи­мических чисел — весов атомных ядер.